Фильм «Воскресение Христа» (Risen), вышедший в прокат по всему миру 19 февраля 2016 года, не похож на любой другой фильм, основанный на событиях Библии, который мы видели раньше.
В фильме, поставленном режиссёром Кевином Рейнолдсом, в роли Клавия, римского центуриона, снялся актёр Джозеф Файнс. Ему поручено расследовать, куда пропало тело Иисуса из Назарета, когда оно исчезло из гробницы. Клавий — амбициозный гражданин Рима, но когда он разговаривает с разными людьми, знавшими Иисуса, он начинает понимать, что за этим событием стоит что-то большее.
В прошлом году, в ноябре, я разговаривала с Файнсом, актером, известным по фильму «Влюбленный Шекспир», о роли Клавия, о вере, о школе гладиаторов, его роли Эрика Лидделла в фильме «Последний забег» (The Last Race), который рассказывает о периоде жизни миссионера в Китае Лидделла, который последовал после событий, рассказанных в фильме «Огненные колесницы» (Chariots of Fire).
— Что привлекает вас в этом проекте?
— Я встретился с режиссером Кевином Рейнолдсом, он очень интеллигентный человек, мне всегда нравились его фильмы, очень многое в них близко мне. Ему удалось сделать блестящий шаг — увидеть историю Христа глазами агностика. Мне кажется, это блестящий, оригинальный подход. Еще мне понравилось, что это детективная история. Есть некоторая напряженность, как будто запущен механизм, чтобы доказать, что воскресение — это обман, он тикает и вот-вот взорвётся. Клавий противостоит этому, и мне нравится чувство напряжения.
В каком-то роде похоже на «Китайский квартал» (Chinatown), где человек оказывается впутанным в тайну, но здесь это и теологическая тайна. Мне нравится эта история именно поэтому. Она очень оригинальна.
— В фильме знакомые персонажи появляются на заднем фоне, мелькают в той или иной сцене. Ваш герой как будто пропускает каждого из них через себя. Это трудная роль, учитывая, как много фильмов о библейских событиях рассказывают об этих же героях? Что было трудного в этой роли?
— Характер Клавия как персонажа можно вольно истолковать, основываясь на истории римского центуриона, но очень вольно. Этот образ более художественный. Поэтому в каком-то смысле было не трудно. Я верю, что фильм передаёт его образ правильно, в соответствии с Писанием. Те, кто находят образ, созданный в фильме, соответствующим Библии, понимают, что баланс соблюден, на мой взгляд. Хотя персонаж Клавия выдуман до какой-то степени… Поэтому единственная сложность была в том, чтобы создать правдоподобный образ глашатая Рима.
— Что для этого потребовалось?
— По собственному желанию я пошёл учиться в школу гладиаторов. Я поехал в Рим. (Кинокомпания любезно заплатила за то, чтобы меня побили профессиональные гладиаторы, показывая, как это делалось раньше.) Я познакомился с хорошим парнем Дарием, и он показал мне, чему учились римские солдаты у гладиаторов, потому что многие их техники хотя и были жестокими, но точными. Участие в тренировках помогло мне понять образ их мыслей.
Римская империя была мощной машиной, и она могла стать империей, только потому, что была машиной. Они все были удивительными винтиками в очень уникальной машине. Всё это заставило меня встать на место тех людей, кто прошёл такую умственную и физическую подготовку, и увидеть, как они мыслили, и в какой культуре жили. Полезно было.
— Он не просто римский солдат, он — римский солдат, живущий в Израиле, правильно?
— Мне было интересно читать о легионах. Иудея была единственным местом, куда легионеры идти не хотели. Погода там суровая, и жестокими были восстания. В Турции (Малая Азия — ред.) тоже было большое восстание, поэтому туда тоже не хотели ехать. В общем, было интересно читать об этом.
— Похоже, что для вашего героя очень важны отношения с Пилатом, как с наставником, или может быть это спорное утверждение?
— Хорошо подмечено. Это фигура отца. Я всегда думал, что это детективная история о человеке, который отделяется от своего «отца» (Пилата) и усыновлен Небесным Отцом. Для меня это был ещё один ход: этот агностик, переживающий глобальные изменения (умственные, физические, духовные) по причине того, чему он стал свидетелем, а затем уходящий из своей семьи и усыновлённый новой семьей. Поэтому мне всегда казалось, что фигура отца — чудесный компонент, и Пилат её воплощает. Понадобилась и Римская армия. Иерархия Римской армии в качестве семьи — это то, к чему стремишься. И когда углубляешься в атмосферу фильма, понимаешь, что амбициями следует гордиться, а не стыдиться их. Мне это нравится. Мне нравится, что ему пришлось пересматривать свои взгляды и менять мировоззрение, своё восприятие.
— Эти изменения можно назвать обращением, или Вы бы охарактеризовали это иначе?
— Пусть это решит зритель. Я сохраню нейтралитет. Верить в римских богов, затем стать свидетелем того, с чем столкнулся Клавий, и уверовать — это серьёзный процесс. Мне кажется, то, что зритель увидит, — это начало процесса обращения (если вы настаиваете на этом слове). Однако, несомненно, он находится на распутье; он уже не может вернуться назад, но и вперёд пойти не решается. Он пережил необратимые изменения, и нам остаётся только догадываться, куда он будет двигаться дальше.
…Клавий приходит к заключению, что его размышления — это полное сумасшествие: кто-то говорит стихами и загадками. Блестящий ум римлянина против духовного разума Христа и Его учеников. Какой бы силой и властью вы не обладали, эта связь, эта духовность, эта безоговорочная вера и убеждения непоколебимы. Мне нравилось наблюдать, как его доводили до безумия и смятения те, кто глубоко поглощён своей верой и своей любовью к собственным убеждениям. Я получал удовольствие от этих сцен.
— Как вам кажется, вы научились чему-то у своего персонажа?
— Я стараюсь учиться постоянно. С каждой новой ролью я отправляюсь в путешествие; я всегда знаю, куда пойдёт мой персонаж, но мне не всегда до конца ясно, как именно он поведёт себя в той или иной сцене. Мне говорят, как это нужно сыграть — и я играю, но затем эмоции увлекают меня в плоскость, о которой я и не догадывался.
Я считаю, что он (Клавий) был в какой-то мере избран; что он не противопоставлен плану. В этом есть план… Его инстинкты воина позволили ему обратиться к Богу с важным посланием. Я об этом даже не думал. Мне казалось, его просто озарило. То, чему он стал свидетелем, его не просто коснулось и стало для него благословением, он сыграл в этом свою роль. И это неслучайно.
— Я забыла, что вы некоторое время назад работали над фильмом «Лютер» (Luther), и что работали над фильмом, в котором играли миссионера Эрика Лидделла [в фильме «Последний забег» (The Last Race)]. Эти работы очень интересны, поскольку читатели Christianity Today хорошо знакомы с персонажами. Насколько они для вас привлекательны — были ли они вам интересны?
— Лидделл жил в соответствии со своими непоколебимыми христианскими убеждениями и ценностями и умер за них. Его ценности стоили ему жизни, и такая позиция не может не нравиться — насколько высоко установлена планка, если ты готов расстаться с жизнью, защищая свои убеждения? Эти образы духовно щедры и очень привлекательны. Получить возможность оказаться на их месте хотя бы на время съемок? С удовольствием. Даже не знаю, почему.
— Мне лично была крайне интересна работа над образом Эрика Лидделла, потому что я выросла на фильме «Огненные колесницы» (Chariots of Fire), как, думаю, многие из наших читателей.
— Самое удивительное и интересное, что фильм «Последний забег» (The Last Race) был снят китайскими продюсерами, китайской кинокомпанией и режиссёром. Христианин в качестве главного героя фильма, снятого в Китае — просто единство противоположностей. Такие съёмки обречены на тотальный контроль во всём: его будут «резать и кроить», редактировать в соответствии с заветами партии. Фильм невозможно снять, если руководство партии не даёт на то разрешения. Съёмки даются очень тяжело, но стоит их бросить, и покоя не даёт голос творчества.
В Китае просто огромное христианское движение. Я был сильно этим удивлён… Очень интересно…, но очень интересно и то, что коммунистическая страна позволила и допустила, чтобы история Эрика Лидделла была рассказана. Насколько мне известно, это случилось, потому что они считают, что он родился в Китае, и для них он кто-то вроде чемпиона Олимпийских игр, но сам факт очень интересен.
— Вы принимали участие в нескольких подобных проектах, связанных с христианской верой, или проектах, которые во многом нацелены на религиозную зрительскую аудиторию — скажите, как вы считаете, что должно присутствовать в фильме о христианской вере, чтобы он был успешным и был интересен более широкой аудитории?
— Очень хороший вопрос. Фильм, о котором мы говорим сегодня, подводит некие итоги. Думаю, продюсеры проделали большую работу, чтобы правильно преподнести его христианской аудитории, с уважением отнестись к ней. В то же время, во многом это просто кино и развлечение. Соблюсти такое равновесие очень сложно: пересмотр традиционных взглядов вызовет возражения, но если фильм будет слишком сухим и консервативным — это не понравится другой части аудитории. Мы надеемся, что наша работа вызовет интерес у верующих людей, поскольку мы постарались преподнести историю с большим уважением и высокохудожественно. Поэтому хочется верить, что фильм понравится в равной степени и верующей аудитории и другим любителям кино.
